Через пол-России с мыслями о водке, Японии и мужчинах
| 21/03/2011 | Размещено в @, Бездорожье |
Полтора года назад главный редактор «На рубежах» преспокойно себе дремала в купе поезда дальнего следования по маршруту Челябинск-Брест. Двое суток в пути — капля в море по сравнению с путешествием из Москвы, к примеру, во Владивосток. Там не просто сутки сменяют друг друга, там перед глазами проносится вся философия российского бытия. О чем книги пишут, фильмы снимают и думы думают уже на протяжении сотен лет. Но маршрут «Челябинск-Брест» не уступает по силе воздействия на мозг человеческий. Те же безумной красоты пейзажи, та же внутренняя драма случайно зашедшего в твое купе попутчика. У всех судьбы разные, а места в вагоне оказались по соседству.
Мне как-то сразу предначертано было ехать в купе с мужчинами. И туда и обратно. И оказалось, что это просто дар небес, хотя изначально в лице каждого попутчика почему-то привиделся маньяк, ну или на крайний случай (лучший, видимо) извращенец. Оказывается, мужчины становятся или проявляются мужчинами именно в пути. Когда рядом чья-то чужая женщина, а ты с копной жестких волос на груди и в плавках с аппликацией в виде быка на причинном месте весь такой чипэнддэйл и человек-паук в одном флаконе снимаешь ей матрас. А потом разворачиваешь кулек из фольги, в котором бережно завернуты, как младенцы в памперсы, яйца вкрутую и копченая курица. И хоть попутчицу уже просто выворачивает саму от этой традиционной для поезда пайки, но обидеть его — героя, сошедшего с верхней полки и преподнесшего тебе в качестве дара «поюзанный» временем и пассажирами матрас, некрасиво. И ты приветливо киваешь, давишься яйцом, говоришь, как тебя зовут, кем работаешь и в конец влюбляешь в себя попутчика. А если их трое?! Тут даже одетое на «нужный» палец кольцо не поможет.
Но мне чертовски повезло. В Челябинск дорога короталась с двумя веселыми инженерами из бывшего завода по производству фотоаппаратов «Зенит», которые в белорусском поезде не могли найти пункт по продаже беленькой и жутко раздражали толстых проводниц, прописанных в приграничном городе Бресте. Беларусь хоть и братская страна, а ведет себя моментами как-то надменно по отношению к своим собратьям с восточных рубежей. Хотя потом выяснилось, что инженеры — сами белорусы. Парадоксальный народ. Но добрые до жути. Укармливали клубникой оренбургской, пряниками тульскими и воблой сызраньской. Похудеть не удалось.
А вот обратный путь и стал причиной написания сего материала. Из попутчиков, как всегда мужчины (сменяющие друг друга через какой-то промежуток времени). Как будто женщины и вовсе не ездят на такие длинные расстояния. Снова же задумываюсь о своем предназначении в этом сугубо мужском мире… Итак, прапорщик российской армии в годах, да еще каких, и с абсолютно разным цветом глаз. По происхождению — украинец, с местом дислокации в Златоусте. Цель поездки — к сестре-киевлянке в славный город Козельск (там у нее дача). Молодой парнишка, работающий начальником охраны в старейшем Козельском монастыре, и совершенно уникальнейший для любого попутчика — буддийский монах. Впрочем, это, конечно, громко сказано, но парень с выбритым черепом и косичкой, обвешанный феньками и распечаткой книги голландца Янвиллема ванн де Ветеринга про буддийский монастырь так и представился. Кстати, в поездах мало кто говорит свое имя. Скорее про род занятий, а вот имя как-то умалчивается.
— Самая верная книга про буддизм, — говорит «монах».
Прапорщик в это время молча ставит бутылку водки на стол:
— Поговорим о религии?
Я как девушка обязана отказаться. «Монах» как монах также. Парнишка-охранник, как оказалось, невинен в отношении употребления горячительных напитков. С другой стороны, поезд без водки, как свадьба без невесты. Я начинаю сдаваться и выглядываю в окно, высматривая какую-нибудь станцию, где можно купить хотя бы пачку сока. Скоро Сызрань! Значит, перрон будет загружен рыбачками цвета горького шоколада с вкуснейшими пирожками и копчеными сорогой и карпом наперевес! Значит… а это значит, что разговор о восточной религии может перерасти в разговор о мировой религии! Поезд неторопливо катится вдоль Волги, на берегу вперемешку мостятся мечети, цыганские таборы и маленькие православные церквушки. Мы с «монахом» вдыхаем табачный дым в тамбуре, он без допинга рассуждает на заявленную ранее тему:
— Посмотри, как все смешалось. Мусульмане, христиане… Вот живут себе, делят один берег и никто никого не мочит. Неужели непонятно, что Россия — это не только русские?
— Я на эту тему люблю порассуждать, имея корни из Сибири, Псковщины с польскими вплетениями, но мне кажется это все бессмысленным. Дело не в религии, а огромных бабках и мировом бандитизме как таковом. По мне так Бог для всех один, и хотелось бы, чтобы весь мир был оплотом буддизма. Считай, что это комплемент.
«Монах» улыбается, затягивается и кидает взор на Волгу.
— Я сам из Иркутска. Историк. Пишу всякие работы по Бурятии. У нас там много буддийских дацанов (Дацан — буддийский монастырь-университет у бурят. В тибетской традиции дацан — один из факультетов буддийских университетов — прим. «На рубежах»). Так и увлекся. Три года в Японии прожил в семье одной. Пошастал по монастырям. Прикольно.
«Монаху» из Иркутска на вид лет тридцать не больше, но, зная, что буддийские монахи (настоящие) вообще без возраста, предполагать боюсь. Сейчас мне понятно, почему японцы так нереально выдержанно ведут себя, пережив ужасную катастрофу. Тогда в тамбуре они казались мне смешными и немножко нелепыми. На самом деле это мы нелепые. И печально смешные.
На перроне не так многолюдно, как было в первый раз, когда дорога шла в Челябинск. Обратно все как-то хмуро и дождливо. Наш прапорщик уже озолотил местную рыбачку и, сверкая золотым зубом, шел к нам, дрожащим под мелким холодным дождем. Смотрю на асфальт, по которому ползет какой-то мелкий прихрамывающий жучила. Даю ему «пенделя» — жук улетает под поезд.
— Зря, — затягиваясь очередной сигаретой, замечает «монах». — Убив живое существо, надо совершить какой-нибудь хороший поступок. Карму очистить.
— Так может он живой?
«Монах» пожимает плечами, выбрасывает окурок под поезд и скрывается в тамбуре. Подхожу к какой-то полногрудой дамочке с цветастом сарафане и покупаю у нее минералку. Авось карма очиститься.
В купе накрытие поляны идет полным ходом. Разноглазый прапор разрывает копченую курицу, монастырский сторож нарезает по указу прапора сало. «Монах» распаковывает пирожки с грибами, еще дымящиеся и обжигающие руки. Все это дело укладывается на газету с многозначительными заголовками патриотических военных изданий.
— Ну что орлы? Ирландцы гордятся своими виски, французы — коньяком, англичане — джином! Так почему же русский человек не может сказать, что водка — наше всё! Почему стыдимся? — прапорщик дрожащей рукой разливает беленькую в стаканы от чая.
— Меры не знаем, — тихо шепчет сторож и отодвигает свою долю.
— А если так?! — прапор выкладывает на стол пакет с огромными раками.
Мне становится ясно, что в этом купе пьют только журналисты и прапорщики, а следовательно, и едят раков тоже они, и настроение резко повышается. Звон бокалов, и первый глоток обжигает пищепровод. «Монах» с улыбкой протягивает мне остатки своего теплого апельсинового сока. Накидываюсь на курицу, затем на пирожок, и милее этой закуски ничего больше мне не привидится.
— А у нас в монастыре, как Кирилл стал митрополитом, зарплату повысили в разы. Приехал, поговорил с нами и дело сделал. Человек слова, — говорит парнишка. — Хотя церковь — это, конечно, отдельное государство… Да и Козельск — тоже… Государство в государстве…
— Козельск — это сила! Вот где русский дух в прямом смысле этого слова! Не затоптали татары Русь! — прапорщик тянется за салом.
— Это Оптина пустынь? — подключается к разговору «монах». — По-моему был основан разбойником Оптой в 15 веке… Здесь Достоевский, Гоголь и Толстой частенько бывали в поисках истины, видимо.
Да, — думаю, — все же нигде в мире спиртное так не сопряжено с философией, как в российском поезде. Да и не возможна русская философия без водки. Жизнь не возможна!
— Слышал я про этот монастырь, — комментирует прапор, наливая следующую. — Там его держит какой-то пахан. Он и город весь держит.
— Да нормальный мужик он. Помогает многим. А что было… А кто не начинал с блатных-то в 90-е? — парнишка неуверенно отвечает.
— А ты че сам не пьешь-то? Монах?
— По здоровью не могу.
За окнами моросит, а самарское небо почти опирается на наш поезд. Только в один момент прорезается неведомой силой кусочек сочной голубизны с самолетным следом.
— Вот во что верить русскому человеку, если церковь продажная? Там же они не иконам молятся, а набитым карманам! — вздыхает прапорщик. — Вот и верит он тому, что душу греет. Ты-то во что веришь?
«Монах» ловит на себе грозный взгляд военного.
— В добро, — кратко отвечает «монах» из Иркутска и потягивает мою минералку. — В ней добра нет.
Указывает на бутылку водки.
— То есть а твой Будда — это добро и есть? В чистом виде? Ну не спорю. А где у вас там оплот добра в реальности? Куда молиться ходите?
— У нас в Иркутске дацан есть. Там ламы принимают людей. Помогают.
— И что весь Иркутск в буддисты подался?
— А ненужно веру менять, чтобы прийти за помощью к ламе. В какой вере рождены, в такой и живите.
Ухмыляюсь, вспоминая, как хотела Сорокоуст заказать у одной монашки на «точке». Принимала только крещеных, раз десять переспросила, крещеные ли те, кого в список записала. А я не знала… Просто хотелось с Богом побыть. Оказывается, верно считала, что Бог все-таки внутри. Монашка оказалась лишней в этом диалоге. Вот у буддистов все немного иначе получается.
— Ну с вами буддистами все понятно. Комара не убьете ни за какие деньги. С христианами тоже вроде ясно. А вот исламисты? Черти окаянные… У меня племянник в Москве контузию получил, когда Пушкинскую взорвали.
— А вы не путайте ислам как религию с исламизмом, — сказал «монах», откусывая пирожок, начиненный грибами, а не трупами невинно убиенных зверушек.
— А мне какое дело, где там ислам, а где исламизм? Я вижу паранджу ихнюю, и мне об стену хочется… Ладно, замяли.
Прапор наливает следующую, я ладошкой прикрываю свой стакан.
— И вообще. Когда водку изобрели? В 15 веке! Когда от татаро-монголов избавились. Зажили нормально и зерно на хлебное вино стали пускать! Значит, что такое водка? Символ свободы и богатства!
Поезд плутает по волжскому царству, и хочется насладиться красотой этих неповторимых мест. Скоро Самара, и мы с «монахом», почуяв друг в друге общность душ, выходим в тамбур. Парень из козельского монастыря провожает нас грустным взглядом, а поддавший прапорщик уже рассуждает о системе американских ПРО.
— Жалко «зеркалки» нет. Такие виды…
— А ты словами опиши, ты же писатель.
— Люди — визуалы. И это правильно. Нужно верить тому, что видишь.
— Японцы немого иначе мыслят.
— Ну так я и не японка! А какие они? Чем отличаются от нас?
— Уже тем, что у них есть мэйваку, а у нас мэйваку нет. Они до дрожи в теле бояться причинить окружающим беспокойство или какие-либо другие неудобства. Это и есть мэйваку.
Сейчас вспоминая этот разговор, думаю о том, как же тяжело японцам, после того, как весь мир напугала окаянная «Фукусима». Мало того, что сами так жутко пострадали от землетрясения и цунами, так еще и такое чувство вины перед всей планетой…
— Громко слушать музыку даже в собственном авто для них неприемлемо. Поэтому у них у всех телефоны на беззвучном режиме, а общаются они в основном смс-ками. Ты посмотри, как у нас все на повышенных тонах. Русские скорее ближе к средиземноморцам. У тех же итальянцев все на разрыв барабанной перепонки…
Думаю с улыбкой о том, что у меня телефон всегда на «беззвучке», даже дома. Сравнение само собой приятно напрашивается, на душе от этого тепло и уютно.
— И пьют они не так…
— Ой, тут ты не права. Они пьют не меньше нашего брата. Японцы очень много пашут, и в связи с этим много бухают. У них после работы — вечеринки у кого-нибудь на флэте. Так после таких вечеринок вагоны банок от пива и бутылок от вискаря, я сам лично как-то такое «добро» выгружал.
— Ты в буддийском монастыре был?
— Конечно. Туда можно просто прийти и остаться. Никто никого не выгоняет. Там так называемые кельи всегда есть свободные. Но это не специально для путников, это для монахов, которые путешествуют по Японии. Буддийские монахи — абсолютно адекватные и продвинутые. У них мобильники и автомобили имеются даже. Так вот они ездят по стране, на всякие симпозиумы, конференции заглядывают. Для них и предназначаются такие «номера».
— Религия идет в ногу со временем? Это хорошо?
— Я не знаю. Но по-другому не будет. По крайней мере, на этой планете. Тебе надо побывать в Японии, многое станет просто безразлично. То, из-за чего мы паримся тут, совершенно бессмысленным кажется там.
— Куда мне поехать?
— Езжай в Саппоро! Там много дешевых и вкуснейших крабов. Или в Асахикаву. Там клевый зоопарк со смешными пингвинами. Ну еще можно в Тояму. Там обалденные суси с лекедрой. Только там могут ТАК приготовить суси с лакедрой. Да.
— Суси?
— Да. Не суши. А СУСИ. Запомни.
На перроне в Самаре многолюдно. Пассажиры не спеша наполняют наш полупустой поезд. «Монах» вдруг говорит:
— Ну что удачи! Я приехал в пункт назначения.
Я обалдела, но не подала виду. Учусь японской выдержке. Без чемодана, рюкзака и даже без предупреждения, что ему до Самары! С небольшой сумочкой через плечо, буддийский монах из Иркутска растворился в толпе, оставив меня наедине с мыслями о водке, Японии и красоте самой прекрасной реки в мире Волги.
Текст и фото: Марина Павлова ©
Классно написано!… А в голове опять рифма: поезд без водки, как шуба без селедки :)…
и стук колес между строк слышится…и запах лета, и даже эти попутчики как родные стали. спасибо за историю.)
ты крута, детка)
чудесная история, а вот это просто божественно:
«За окнами моросит, а самарское небо почти опирается на наш поезд. Только в один момент прорезается неведомой силой кусочек сочной голубизны с самолетным следом».
Огромное спасибо всем, без вас не было бы так, как есть сейчас.