Андрей Звягинцев: «Я снимаю то, что снимаю»
| 28/01/2013 | Размещено в @, Персона |
Андрей Звягинцев известен миру не только как современный российский режиссер-самородок, сумевший воскресить наш кинематограф в глазах европейского зрителя. Это человек, отрицающий границы и ментальные понятия. Он открыт миру, и мир в свою очередь открывается ему вместе со всеми своими тайнами и секретами. Звягинцев — гражданин мира, поэтому его кино — это кино не о России, а о том, что все мы — жители одного большого дома, в котором разыгрываются драмы, объединяющие и разъединяющие всех его обитателей. В беседе с Андреем Звягинцевым портал «На рубежах» узнал, за что режиссер не выносит критику, почему не снимает комедии, и почему смерть на экране — это естественно.
Многие меня спрашивают, почему названия моих фильмов состоят из одного слова. Случайность ли это? Отвечаю: да. Абсолютная случайность. Никакой специальной задачи здесь нет. Просто так получается. Изначально фильм «Елена» имел также односложное название — «Helen». Он должен был быть англоязычным. Затем мы подумали, а почему бы не назвать фильм «Нашествие варваров»? Этот вариант также отпал хотя бы по причине того, что фильм с таким названием уже существует. Что касается «Изгнания», то здесь название родилось после того, как стало понятно, о чем фильм. Когда родилась идея. Хотя, конечно, иногда возникает мысль, о том, что надо что-то менять.
Когда я провожу кастинг на ту или иную роль, то не обращаю особого внимания на известность актера. Это для меня не важно. Актриса на роль Елены нашлась практически сразу (актриса Надежда Маркина — прим. «На рубежах»). Я вспомнил, что однажды видел ее на сцене театра, и это потрясающее лицо меня поразило. Не понимаю, почему режиссеры проглядели такую талантливую и самобытную актрису. В случае с фильмом «Возвращение» у меня была задача сделать так, чтобы зритель встречался с персонажами впервые. Это должна быть такая ткань, когда все другие впечатления напрочь отсутствуют. Я искал актера на роль отца, который никому был бы неизвестен. Константин Лавроненко к тому времени уже лет пять как нигде не играл и ушел из театра насовсем. Это был идеальный вариант для меня. В «Изгнании» мы ставили такую же задачу. Просмотрели огромное количество актеров от Москвы до Владивостока, но закончилось тем, что главную роль играл все же Александр Балуев. Очевидно, что из всех он был лучшим. Беда известных актеров, на мой взгляд, в том, что режиссер знает каждый его взгляд, ужимку, ухват. Ты предугадываешь каждое его движение, мимику и интонацию. А зритель в первую очередь должен видеть героев, а не известное ему лицо, мелькающее в каждом сериале.
Режиссерами рождаются. Можно закончить ВГИК, а можно его не заканчивать. Посмотрите на того же Тарантино. Никакого режиссерского образования у него нет. Он просто пересмотрел огромное количество фильмов.
Я актер по образованию и никогда не мечтал стать режиссером. Я грезил о сцене и о ролях в кино. Фактически меня нужда заставила им стать. В 1993 году я работал дворником. Меня выперли с квартиры, жить было негде. Ночевал в брошенном грузовике, потом удалось найти какую-то каморку в детском саду и там ночевать. И в этот момент я понял, что мне конец. Надо что-то делать. Я позвонил своему другу, с которым мы учились в ГИТИСе и сказал ему одно слово: спасай! На тот момент он был успешным клипмейкером. В общем, я позвонил ему и сказал, что знаю, как можно снять рекламу. На площадке я так и сказал: я — режиссер. Фактически я представился тем, кем никогда не являлся. Но у меня получилось. Потом уже я ходил в Музей кино и просматривал большое количество разных фильмов. Но даже тогда я все еще мечтал стать известным актером…
Большое влияние на меня оказал фильм Микеланджело Антониони «Приключение». Это было поворотным событием. Я понял, какими все-таки возможностями обладает кинематограф. Это понимание началось именно с этого фильма именно этого режиссера. Я считаю, что 60-е годы — настоящий ренессанс мирового кино. Но увы, зритель его не принял. Он получил какой-то приз за открытие нового киноязыка, но фактически Канны его попросту не заметили.
Я приехал в Москву потому, что понял, что в Новосибирске меня ждет вполне конкретная судьба. Здесь я отыграю все положенные спектакли, возможно, получу какие-то премии и на этом все. Однажды, увидев игру Аль Пачино, я подумал: а как он это делает?! Нужно срочно собираться и ехать туда, где этому учат! Единственным местом в бывшем Советском Союзе, где я мог научиться актерскому мастерству, была Москва. Мы приехали с другом просто проверить: сможем или нет куда-то поступить? Все документы продолжали лежать в Новосибирском театральном училище.
Я не ищу истории, в которых ярко выражен какой-то герой. Мне интересен не герой, а просто человек. Обычный, без всяких выдающихся черт. Основной побудительный мотив заключен в истории, где есть ситуация и возможность выбора. Я перемещаю акцент с персонажа на его поступок. Поступок и будет главным героем фильма.
Государство — это монстр. Но мы сами его придумали для стабильности своего существования. Другое дело, что оно само же нас и пожирает. Я не политик. Меня в принципе не интересует политика. Конечно, досадно осознавать, что так или иначе ты — пешка и ничего не решаешь. Но единственный выход в такой ситуации — делать свое любимое дело. Это и есть спасение.
Что такое авторское кино? Ну, в первую очередь, кино, у которого есть Автор. Тот, который узнается своим почерком. Авторское кино лишено шаблона. Актер Жоэль Шапрон как-то рассказывал о том, что во Франции понимают под авторским кино. На этапе создания ни один фильм не называют авторским или коммерческим, или еще каким-то. У них есть специальная комиссия, которая и решает, какой это фильм. А государство потом помогает в прокате. Вот такая позиция мне очень импонирует.
Я не знаю, хотел бы я снимать комедии. Я снимаю то, что снимаю. Комедия — сложнейший жанр. И если смешно на съемочной площадке, то это не значит, что будет смешно на экране.
Я учусь не реагировать на критику, но у меня это плохо получается. Прочитал однажды, как Джим Джармуш радовался тому, как один из критиков видит его роль в мировом кинематографе: «Джим Джармуш в кино — это даун в семейке Симпсонов». К сожалению, у меня не получается так реагировать. После выхода «Возвращения» я был на грани того, чтобы перестать снимать кино вовсе. Критика просто порвала меня. Спасло лишь то, что на Венецианском кинофестивале фильм получил приз и зритель принял его. С тех пор я решил, что рецензии критиков я больше не читаю. Критика меня разрушает. Конечно, хочется читать конструктивную и деликатную что ли… Но, как правило, это обычная ругань.
Смерть на экране — это нормально. Это наша жизнь, и этим все закончится для каждого. Меня часто спрашивают: ну почему бы вам не воскресить главного героя в «Возвращении»? Почему он не выжил? Но тогда ведь и вся идея рухнет. Он должен был умереть. Вообще экран — это ведь не реальная жизнь. На экране человек получает повод для мысли. Он начинает размышлять. Это основная задача кино.
Точный отбор актера — 50% успеха. Мое образование помогает мне понять актера, что у него получается или не получается в тот или иной момент. Еще я считаю, что актеру ни в коем случае не стоит рассказывать про сверхзадачу. В театре — да. В кино — нет. Актер в кино — это как элемент пейзажа. Ему нельзя играть смысл и глобальный замысел. Играть нужно здесь и сейчас. В «Елене» только главные герои знали, что будет дальше, и чем все закончится. Главное в игре актера — подлинность. А если он будет знать, что дальше ожидает его героя, это может его попросту отвлечь.
Питер Гринуэй однажды сказал, что кинематограф умер. Мне кажется, что это не кино умирает, а режиссер, когда ему уже нечего сказать этому миру. В отличие от нас кинематограф будет жить еще очень долго.
